Почти не сомневаюсь и в том, что Джексон не был старым, матерым чекистом. Люди, его знавшие, говорят, что это очень нервный, преждевременно состарившийся человек. Его прошлое нам неизвестно; думаю, что радостным оно никак не было. Вел он себя тоже не так, как себя вел бы опытный преступник. После убийства он часто плакал, говорил нечто бессвязное и просил дать ему револьвер для самоубийства. Заслуживает внимание и то, что в первых же своих, приведенных выше, словах он обеляет свою подругу: «Сильвия Агелов в этом деле ни при чем...»
Судебное следствие признало, что госпожа Агелов действительно ни при чем в этом преступлении, и касаться ее в статье неприятно. Что ж делать, имя ее будет беспрестанно появляться на страницах газет в дни процесса Джексона: ей неизбежно придется быть одной из важнейших свидетельниц. Будут говорить о ней всегда все исследователи дела, жертвой которого она стала. Не останавливаясь на этой личной драме, скажу только, что госпожа Агелов познакомилась с Джексоном в Париже — не знаю в точности, когда и как именно. Было ли ему велено сойтись с ней для того, чтобы проникнуть в дом Троцкого? По-видимому, она сама теперь так думает. После преступления, которое ее повергло в ужас и отчаяние, она на очной ставке осыпала Джексона бранью и проклятьями: «She became histerical and shouted: “You dirty murderer!” at him, accused him of being an agent of the Russian secret police and said he had made love to her to be able to assassinate Mr Trotsky more easily. She cried that she hoped he would die a horrible death and never wished to see him again...».
Джексон слушал ее и плакал. Очевидно, он любил ее. Если верно, что при нем были найдены два аэропланных билета, то не рассчитывал ли он, что в случае спасения увезет ее с собой? Для этого надо было как-нибудь объяснить ей дело, что-нибудь придумать — быть может, он думал, что сойдет все что угодно. Если этот человек обманул Троцкого, то не приходится особенно удивляться тому, что далась в обман госпожа Сильвия Агелов. Отмечу, что по профессии она была психолог! Училась в Колумбийском университете, специализировалась по психологии, получила master degree и занимала должность психолога в Board of Education. За это ей платили 1240 долларов в год.
Если я не считаю Джексона опытным профессиональным преступником, то из этого отнюдь не должно делать вывода, будто он мне представляется агнцем, попавшим в лапы к чекистскому волку. Джексон — Морнар ван ден Дрешд достаточно показал, на что он способен. Пока не доказано, что он сошелся с Сильвией Агелов специально для проникновения в дом Троцкого. Но это довольно вероятно; приданое ему, так сказать, заплатило ГПУ.
По-видимому, он сыграл большую роль и в покушении 24 мая 1940 года. Его участие дает возможность объяснить, почему был убит Шелдон Гарт. После 24 мая следствие ломало себе голову, как мог секретарь Троцкого отворить дверь чужим людям. Можно с большой вероятностью предположить, что он отворил Джексону. Шелдон Гарт знал его и открыл дверь потому, что «канадец» об этом его попросил, — чужим людям он двери не отворил бы. Именно поэтому и решено было убить секретаря: иначе Джексон был бы разоблачен. Почему Гарта не убили на месте? Зачем понадобилось похищение и убийство á la Mexicana? Это остается неясным по сей день, как неясно и то, почему «полицейские», находясь буквально в нескольких шагах от того места, где лежал Троцкий, не проникли в его спальную, не разыскали его и не убили. В деле 24 мая наблюдаются те же особенности, что и в деле 20 августа. Почему Джексон 20 августа не бежал, хотя сделал приготовления к побегу? Возможно, что и 24 мая злоумышленники растерялись. При некотором воображении можно себе представить картину дела, задыхающиеся голоса, спешный тихий разговор: «...Ну, а с ним-то, с Гартом, что делать?..» — «Убить!..» — «Лучше увезем его!..» — «Куда?..» — «Можно на нашу ферму. Там увидим!..»
После дела 24 мая Джексон уехал в Нью-Йорк. Быть может, следствие выяснит, зачем именно уехал (хоть я в этом несколько сомневаюсь). Там ему, по всей вероятности, были даны новые инструкции: надо действовать иначе.
Нет, Джексон не был «несчастненьким» — так будто бы называет преступников русская народная мудрость (говорю «будто бы» потому, что сам я никогда не слышал). Скорее всего это человеке сильными преступными наклонностями и без больших способностей к преступлению, запутавшийся в сетях ГПУ. Вероятно, и не очень умный человек. Все-таки одной угрозой расстрелять его мать едва ли можно было добиться от него полной покорности. Должно быть, действовали и обещаниями: «Ты тотчас убежишь! Убьешь и убежишь! Для побега все подготовлено. Если же арестуют, мы устроим тебе побег из тюрьмы: в Мексике это легко. А если и посадят на тридцать лет (ведь смертной казни у них нет), то коммунистическая революция не за горами: ты выйдешь из тюрьмы большим человеком...» Может быть, он на это надеется и теперь в свои бессонные ночи. Но после первых его показаний о том, что ГПУ устроило убийство Льва Седова, для Джексона было бы лучше, чтобы в Мексике никогда не было коммунистической революции.
Собственно, Сталин мог бы совершенно спокойно объявить в своей печати: «20 августа нашим агентам, к счастью, удалось благополучно убить Троцкого». Ничего решительно не произошло бы. Может быть, последовала бы какая-нибудь скучная дипломатическая переписка — «энергичное представление», «категорический протест». Но это не очень страшно и не очень важно. Газеты покричали бы два-три дня. Может быть, даже и этого не было бы. Вот недавно в Румынии убили не одного, залитого вдобавок кровью, человека, а тысячи ни в чем не повинных людей, да еще многих пытали, выкалывали глаза — и что же? Если Сталин заявления в своих газетах не поместил, то потому, во-первых, что это не принято; потому, во-вторых, что незачем вызывать скучную дипломатическую переписку, хотя бы не имеющую никакого значения; и потому, в-третьих, что совершенно не нужно объявлять: всякий здравомыслящий человек и без того понимает, что Троцкого убили не по решению правления УМСА и не по распоряжению ректора Колумбийского университета. Правда, коммунистический официоз пробормотал, что убили Троцкого дегенеративные криминальные элементы, которых влекла к себе деятельность этого саботажника и международного шпиона. Однако пробормотал это официоз как-то лениво, с фальшивой горячностью, очевидно понимая, что никто этому не поверит, даже коммунисты (или, вернее, всего менее коммунисты).